Пояс оби - Карина Ли
– Что вы имеете в виду? – спросила я, совершенно опешив.
Сэкигути-сан разлил чай по чашкам в последний раз.
Толстый чайник опустел.
– Твой отец незадолго до случившегося узнал, что болен раком. Уже было поздно что-либо предпринимать. Метастазы постепенно поражали внутренние органы. Он понимал, что счастливого конца не будет, поэтому уволился из университета и жил у меня в квартире.
Секунда. Шок. Отказ воспринимать услышанное.
– Почему вы не сказали ни мне, ни моей маме? – старалась сдерживаться я, чтобы не повышать голос от нахлынувшей злости.
– Я дал твоему отцу обещание. Мне было непросто, но он умолял меня. Прости меня, Айуми. Когда твоя мама ушла в иной мир… – Он замолчал и прочистил горло. – Только после этого я убедился, что тебе надо уехать из России, а мне – исполнить волю твоего отца.
Я почувствовала, как горькие слезы щиплют глаза и текут по щекам.
Долгие годы рядом со мной находился человек, который знал всю неприкрашенную правду. Мне не следовало злиться на него, но я была в ярости.
А ведь он практически стал мне вторым отцом.
Не в силах больше здесь оставаться, я встала и с почтением поклонилась, чтобы удалиться, но вдруг Сэкигути-сан сказал:
– Он не хотел умирать на глазах у родных и близких. Дикие кошки перед смертью уходят из стаи, чтобы не стать обузой или причиной нападения. Ты не должна себя винить.
– Спасибо вам за все, – выдавила я на прощание, сжимая в кулаке старый железный ключ.
Холодный весенний ветер хлестал меня по щекам на пути к храму, однако высушил слезы. Мне захотелось найти покой, скрыться от людей, равнодушно проходящих мимо, спешащись по своим делам, упрямо уставившись в экраны телефонов.
Трагедия моей семьи не изменила меня, а лишь пустила корни в мою повседневную жизнь, в которой теперь не существует никого и ничего. Но это неправильно.
Я не хочу так жить. Не собираюсь ночами упиваться рыданиями, зная, что это не поможет, а отсрочит боль.
Сэкигути-сан прав, мне следует принять выбор родителей.
В храме было полным-полно туристов, такая ситуация типична для Токио, но меня это уже не останавливало. Сегодня я должна помолиться за предков. В России нет японских святилищ, поэтому бабушка твердо настояла на том, чтобы обустроить маленький домашний алтарь камидана во дворе.
На фото Сэкигути-сана я не увидела алтаря, скорее всего, он покоится под грудами тяжелого снега.
– В религии синто самое главное – гармония. Нужно стремиться жить в согласии с природой. Наши божества ками находятся рядом, как и души усопших. Запомни, что жизнь является вечным круговоротом, чередой перерождений, а мир меняется и обновляется, – говорила бабушка, когда я была маленькой.
Теперь я понимаю значение ее слов. Все идет своим чередом, а мне нужно смириться с ходом вещей и тоже двигаться дальше.
Омыв руки и рот, я направилась к алтарю и бросила монетку в ящик для подношений. Затем, позвонив в колокол два раза, начала молиться. Я молила богов об освобождении.
На сей раз на табличку эма я написала заветные желания, которые придумала только сейчас, но этого мне показалось мало. Поразмыслив, я купила еще одну деревянную дощечку. Считается, что после ее сжигания боги получат твою весточку и исполнят просьбу.
Я не знала, насколько сильно это противоречит законам природы, но на второй табличке написала послание для мамы и папы.
«Я очень скучаю. Надеюсь, мы еще увидимся».
Выходя из ворот тории, я обнаружила, что уже смеркается и город вот-вот расцветится разноцветными рекламными огнями.
Телефон завибрировал в кармане куртки. Я вытащила мобильный.
– Айуми, – раздался голос Такуми. – Я тебя не отвлекаю?
– Нет, все хорошо. Что-то случилось? – спросила я.
– Тебе нужно кое с кем встретиться. Сможешь подъехать в чайный домик?
– Я сейчас далеко, – ответила я, прикидывая, сколько времени может занять дорога.
– Ничего страшного, я могу тебя забрать, какой адрес?
– Храм Мэйдзи-дзингу.
* * *
Навигатор показывал сорок пять минут езды до окия, во рту пересохло, и я попросила Такуми остановиться у заправки, чтобы купить кофе. Если честно, мне еще хотелось забежать в уборную и поправить макияж. Удостоверившись, что не выгляжу заплаканной, я вернулась к машине с двумя большими порциями латте.
– Спасибо, – сказал Такуми, взял у меня кофе и поставил в подстаканник на подлокотнике кресла. – Ты сегодня молчаливая, о чем думаешь?
– Ни о чем, пожалуйста, следи за дорогой, – попросила я, хотя знала, что в том нет никакой нужды.
– Нет настроения? У тебя… как вы их называете, красные дни?
– Такуми-сан, еще одно слово, и вы точно отправитесь в прачечную, а кофе очень горячий, – пригрозила я и засмеялась. – Меня давно мучает один вопрос.
– Я слушаю. – Такуми бросил на меня быстрый взгляд.
– Как ты узнал, что я интересуюсь гейшами? Мое исследование было посвящено как раз этой теме.
– Никак, – хмыкнул он, а я заметила, что на его щеках появились ямочки. – Простое стечение обстоятельств.
В салоне пахло приятным ароматизатором. Что-то цитрусовое, наверное лимон, но вперемешку с кофейным ароматом получилось нечто тошнотворное.
– В твоей машине воняет, – проворчала я, стараясь, чтобы это прозвучало максимально обидно.
– Ты когда-нибудь бываешь довольной? – спросил Такуми, повернув голову и просияв ослепительной улыбкой. Зубы у него были белоснежные, а ямочки на щеках стали глубже. – Я тебе говорил, что ты еще красивее, когда злишься?
Он что, шутит? Сейчас в зеркале напротив я видела, как мое лицо становится пурпурным.
– Хватит, – запротестовала я. – Хватит.
– Что не так, Айуми? – Такуми был совершенно спокоен и продолжил смотреть на дорогу как ни в чем не бывало.
– Твои комплименты, предупредительные жесты, мне нет до этого дела, понимаешь? Я думаю, твоя невеста не одобрила бы твое поведение.
Мне показалось, что время замедлило ход и лишь движения маленькой статуэтки кота манэки-нэко, машущего лапкой на приборной панели, разбавляли неловкую тишину. Выражение лица Такуми стало сумрачным, но только на секунду. Работа явно научила его держать эмоции под контролем, независимо от ситуации. Однако от меня не укрылось, как капля пота стекала по его шее к воротнику рубашки. Тем не менее мужчина сохранил маску невозмутимости.
Наконец он произнес:
– Айуми, не вынуждай меня останавливать машину. Ведь если мне станет грустно, придется поцеловать тебя в губы, ты не забыла?
– Какая я дура, – прошептала я, понимая, что,
